<<В начале>> | <<Борьба за землю>>
Случается, что, получая подарок, не знаешь, что с ним дальше делать. Так произошло и с нашей церковью. Американцы уехали, а мы остались и смотрели друг на друга в растерянности, думая о будущем.
“Сидеть тебе в тюрьме, Лидка! Ты бы хоть о детях подумала!” – машина с Двайтом еще не успела отъехать, а моя сестра уже шептала в мое ухо свое предсказание. Меня неожиданно пробрала та же дрожь, которую я испытала в момент чтения Двайтом Деяний Апостолов о Лидии и Павле. В нашей семье было даже два Павла: мой папа и сын. Мысли мои смешались, и не от страха за себя и даже за детей, а от удивления. Почему Я? Хватит ли у меня сил? Сомнения заполнили все мое бытие. Сатана уже пытался разрушить тот хрупкий еще храм, уже вознесшийся в моей душе: Кто Я? Как я могу кого-то учить? Кто мне поверит?
Все эти мысли породили логичное заключение: Лена Степанова должна быть лидером! Она знает Библию и говорит по-английски. Правда, она преподает атеизм, но чего в жизни не бывает? Неспроста же говорят, что пути Господни неисповедимы. Три года спустя Лена призналась, как ее мучал вопрос, почему Двайт выбрал меня, а не ее.
Мои сомнения в себе были не только искренними, но и логичными. Библия, подаренная мне Двайтом, была моей первой Библией. Все члены новой общины почему-то решили, что раз уж я выбрана, то Библию знаю и посвящена во все таинства веры. Я же чувствовала себя как собачонок, брошенный в воду. Вариантов у меня было только два: либо я научусь плавать, либо пойду ко дну. Господь принял меня в свои объятия с самого начала и не дал мне утонуть, но я еще не ведала о такой милости и начала с поисков “настоящего” лидера для методистской общины. В моем представлении церковь должна возглавляться мужчиной. Себя же я видела администратором, не больше. Я не знала еще, что в моих хаотичных поисках мужчины-пастора я ступила на дорогу, уводившую от познания самой себя.
Моя работа в университетском Обществе “Знание” связывала меня со многими талантливыми людьми. Даниил Пивоваров с кафедры религиоведения был истинным интеллектуалом и замечательным человеком. К нему-то я и направилась со своим предложением. Мне так хотелось, чтобы наша община с самых первых дней следовала человеку духовному и верующему со стажем. Позже я поняла дальновидность его отказа. “Нет, Лидия, какой же из меня пастор? Для этого дар нужен, призвание! А почему бы тебе самой не стать пастором?” – спросил он. Но я большого значения такому предложению не придала, только улыбнулась. Предупреждение моей старшей сестры крепко засело в голове, а дети были для меня дороже всего. Да и потом, разве могут женщины быть служителями – абсурд какой-то.
Пока я панически продолжала искать пастора, обзванивая местные протестантские общины, наши первые собрания проводились в университетском офисе коммунистической партии на проспекте Ленина, напротив оперного театра. Конечно, неофициально. Сейчас это кажется смешно, но история есть история. Просто у меня были ключи от этого красивого кабинета с деревянными панелями и длинным столом. Наши встречи не имели ничего общего с церковными. Мы не знали, как молиться, да и имя Божие нам произносить не разрешалось. Но и в любом другом месте мы бы тоже не смогли молиться: ни у кого из нас просто не было опыта. Так что инструкции городского отдела по делам религии, запрещающие нам в ожидании нашей официальной регистрации песнопения и молитвы, меня просто спасали. Наверно, в этом тоже была рука Создателя.
Ничего не зная о методизме, мы начали со сбора подписей горожан, поддерживаюших Методистскую Церковь. Все наши первые двенадцать “апостолов” страстно делились воспоминаниями о тех памятных, как мы их называли, “девяти днях, которые перевернули наш мир” со своими друзьями и родными, и разговоры о методистах в Екатеринбурге начали расплываться кругами, как от брошенного в воду камушка. Первые семена падали на хорошо подготовленную почву: люди жаждали и искали духовности.
На наших первых собраниях мы отчитывались о собранных подписях, мечтали о будущем нашей церкви и с нетерпением ждали новостей от Двайта. Мой папа критично замечал: “Никогда ваш Двайт сюда снова не приедет, зачем мы ему нужны!” Но все зашикали и воззрились на меня, как будто я была матерью Терезой и имела прямую связь со Всевышним, а сказать мне было нечего. Двайт не звонил. Тогда позвонила я и услышала удивление в голосе нашего американского лидера. Но меня это не задело – НАМ же нужна была церковь, и я готова была пойти даже на унижение, чтобы наша мечта зажила. Но как же еще заставить нашу церковь расти, если не рассказывать о наших новых американских друзьях и не планировать будущее? Мне так хотелось доказать моему папе и другим сомневающимся, что они заблуждались.
Случай свел меня с Володей Томах. Услышав впервые от меня об Американском пасторе и его мечте создать Методисткую церковь в России, Владимир удивительно просветлел и просто ловил каждое слово. Немедленно этот молодой гигант-метростроитель – Володька был больше двух метров – бросился на улицы города. Каждый день он приходил в мой университетский офис и приносил новые листы, рапортуя о новых подписях. Мой офис превратился в штаб, а начальство начало на меня коситься.
К сентябрю 1990 года у нас было уже было 602 сторонника. Это не были мертвые души: люди ставили свои подписи, оставляли свои адреса и домашние телефоны. И тут я поняла, глядя на эти списки, что Бог сделал меня ответственной за всех этих людей, рискнувших подписать наше прошение. Как же я могу доверить их какому-то другому пастору? Закон о религии еще не вышел, и подписавшиеся сознавали, что ставили себя под удар. Только Бог мог сотворить такое чудо. Вот тогда-то я и позвонила в Америку снова, на этот раз уверенная в своей правоте, “Двайт, нас теперь около 600 человек!” После долгой паузы Двайт радостно рассмеялся: “Ну что же, тогда у меня есть к тебе другая просьба. Мне нужно встретиться с Борисом Ельциным.”
Это был второй шаг на моем пути лидера. Моей проблемой было неумение отказывать, хотя встретиться с будущим российским президентом у меня не было ни малейшего шанса. Так я оказалась в Москве, шагая к Дому Верховного Совета, так называемому Белому Дому, приговаривая, “Наше дело правое, победа будет за нами!” Кровь стучала в висках, и нервно поклацывали зубы, но назад я не повернула.
Охрана у пропускных ворот потребовала пропуск, которого у меня и быть не могло. Я рассказала офицерам о Двайте и о его мечте встретить уральского лидера… и меня пропустили. В приемной Ельцина чудеса закончились. Моя удача споткнулась о каменное лицо ассистента Александра Царегородцева. Он даже не удивился моему появлению, обрезав раздраженно: “Кто такой Двайт Рэмзи?” Я с гордостью протянула деловую карточку, оставленную мне Двайтом. Я оберегала ее больше своего собственного паспорта.
“Пастор?!” Царегородцев царственно ухмыльнулся. “Видали мы таких пасторов! Пасторов много, а Ельцин один!” Для меня это было чересчур: Двайт был не просто пастор – он был Сеньор Пастор, так говорилось в его карточке.
“Он не просто пастор – он главный пастор в Америке!” Я встала на защиту человека, изменившего мою жизнь. Царегородцев чуть не прослезился от смеха.
“Аудиенция закончена!”
Старый Арбат не радовал, как обычно, я просто ничего вокруг себя не замечала, пока не наткнулась на гудящую толпу. Издалека увидела знакомое лицо Ельцина – вот так везение! Пробравшись сквозь толпу, рассмеялась: туристы и москвичи фотографировались рядом с картонным изображением моего земляка. Я решила привезти cвою фотографию рядом с Борисом Ельцином домой. Никто не мог поверить что это был не сам Ельцин – копия была очень реалистичной. Эта фотография и по сей день напоминает мне о моей наивности и о моем бессилии.
А сразу по возращении смех перешел в слезы ужаса: известный и так мною любимый православный священник Александр Мень был найден на пороге своей церкви с разрубленной головой. Кто мог поднять руку на священнослужителя, да к тому же такого известного? Разве времена религиозных преследований, когда священников расстреливали и пытали, не ушли в небытие? Перестройка была в самом разгаре! Я подумала, что, может, люди правы, говоря, что Бог забирает к себе лучших, а потом внутренне сжалась: если убили православного священника, что же ожидает нас, протестантов?
Leave a Reply